Содержание
Совкомбанк запустит карты Халва с платежной системой UnionPay весной 2022 года — Пресс-релизы
МОСКВА, 9 февраля. банков России по размеру активов, подписали соглашение о выпуске карт рассрочки «Халва» этой весной на базе международной платежной системы UnionPay.
В партнерстве с более чем 2500 учреждениями по всему миру UnionPay International обеспечивает прием карт в 180 странах и регионах. Карты UnionPay также поддерживают бесконтактный способ оплаты QuickPass, что позволит покупателям легко и безопасно оплачивать покупки практически в любом торговом центре России.
Карта Халва от UnionPay будет интересна путешественникам, часто посещающим Китай, Юго-Восточную Азию и Ближний Восток. Для них карта дает дополнительные преимущества: прием практически во всех торговых точках Китая, отсутствие необходимости конвертации наличных, скидки при оплате товаров и услуг в магазинах, ресторанах и отелях.
«Появление новых карт на базе международной платежной системы UnionPay в линейке карт Халва открывает новые возможности для наших клиентов.
Карта будет предлагать все преимущества системы рассрочки Халва, а также привилегии UnionPay Программа лояльности. Банкоматы и терминалы Совкомбанка начнут принимать карты UnionPay, выпущенные другими банками», — прокомментировала Анна Камбулова, управляющий директор Совкомбанка.
«Мы рады сотрудничать с Совкомбанком, чтобы предлагать больше платежных решений на российском рынке, от которых могут получить выгоду как наши местные, так и глобальные клиенты», — сказал Ся Ю, глава отделения UnionPay International в России. «UnionPay International стремится предоставить универсальное, ценное платежное решение, которое побуждает клиентов заключать более выгодные сделки в повседневной жизни. Клиенты в России получат огромную выгоду от расширяющейся партнерской сети UnionPay и глобального присутствия».
Обе стороны планируют расширить партнерство в приобретении карт UnionPay в России, что станет еще одним шагом на пути к повышению доступности продуктов UnionPay на рынке.
О Совкомбанке
Совкомбанк — универсальный банк, входит в десятку крупнейших банков России (активы: 1,9 трлн руб.
по МСФО). Банк насчитывает 22 600 сотрудников в 2 629 офисах, расположенных в 1 050 населенных пунктах в 78 субъектах Российской Федерации. Банк обслуживает 12,1 млн клиентов: 11,3 млн заемщиков, 0,6 млн вкладчиков и 0,2 млн юридических лиц. Кредитные рейтинги банка по международной шкале: S&P — «BB», прогноз «Позитивный», Moody’s — «Ba1», прогноз «Стабильный», Fitch — «BB+», прогноз «Стабильный». Кредитные рейтинги Банка по национальной шкале: АКРА — «АА-«, прогноз «стабильный», Эксперт РА — «ruAA», прогноз «стабильный», НКР — «AA-«, прогноз «позитивный».
О UnionPay
UnionPay — международная платежная система, основанная в 2002 году. UnionPay International занимается развитием и поддержкой глобального бизнеса UnionPay. Сейчас сеть приема платежей UnionPay расширилась до 180 стран и регионов, а карты UnionPay выпущены более чем в 70 странах и регионах. В России карты UnionPay принимаются более чем в 95% POS-терминалов и банкоматов. Более 1,6 млн POS-терминалов принимают карты UnionPay с технологией бесконтактных платежей QuickPass, в России выпущено более 3 млн карт UnionPay.
Ссылка по теме: http://www.unionpayintl.com/ru/
Как армянская похоронная халва помогла моей семье найти дом в Америке
Хорошая еда стоит тысячи слов, а иногда и больше. В «Моем семейном рецепте» автор рассказывает историю одного блюда, которое имеет большое значение для них и их близких.
Только одно я понял о смерти в детстве: когда она пришла, она принесла с собой халву.
Халва (что в переводе с арабского означает «сладкое мясо») — это кондитерское изделие, приготовленное из различных ингредиентов, таких как тахини (кунжутная паста) или манная крупа, которое едят в различных формах по всему миру, от Ближнего Востока до Балкан и Индии. Он даже продается в коммерческих целях в США Однако рецепт, который я знал, включал в себя четыре ключевых элемента: сахар, масло, муку и похороны.
На похоронах, которые я посещал, когда рос в Иране, пробираясь через море черных нарядов с отчетливым запахом ладана в носу, я искал в толпе своих тетушек и блестящие, завернутые в алюминиевую фольгу сокровища, которые они несли на подносе.
Многодневный траур, обходы по домам и марафонские панихиды, проводимые Армянской Апостольской церковью, — вот цена, которую мне пришлось заплатить за крошечный кусочек халвы. Оно исчезнет так же быстро, как и материализуется, даря мне считанные секунды радости посреди горя.
Возиться с хрустящими картофельными лепешками тети Миры, 20 лет спустя
Раскрываем секрет лимонного бархатного торта моей бабушки
Я не могу вспомнить, когда я впервые попробовал погребальную халву, традицию, которую практикуют несколько ближневосточных общин, в том числе иранцы, ассирийцы, турки, я и армяне, как и моя семья.
Но я знаю, что никогда не забуду его вкус: в равных частях зернистый и сладкий, немного ореховый. Мне понравилась его простота, как можно создать такую интенсивность, смешав вместе три ингредиента, которые лишь частично составляли другие рецепты.
У меня всегда были проблемы с тем, чтобы взять только один кусок.
Я родился в Тегеране, в армянской семье, чьи корни уходят в сложное сочетание многовекового наследия страны, ныне известной как Иран, и истории геноцида, изгнания и миграции. Мы приехали в США как беженцы в самом конце ирано-иракской войны и, подобно многим иранским и армянским иммигрантам, оказавшимся в мире за тысячи миль от того, который они знали, пытались воссоздать дом в Южной Калифорнии.
Я быстро узнал об этой жизни в своем доме, где мое имя произносилось так, как должно было быть произнесено, где я ел фаршированные виноградные листья вместо бутербродов с арахисовым маслом и виноградным желе, и где мои родители смотрели общедоступные программы на армянском языке.
и фарси вместо Суперкубка — это отличалось от жизни в других местах. Работа с этим контрастом в детстве часто ошеломляла и сбивала меня с толку. Тогда две мои личности не смешивались так легко, как сейчас; их слияние было медленным, кипящим процессом, требующим терпения.
Он исчезнет так же быстро, как и материализуется, подарив мне считанные секунды радости посреди горя.
В конце концов, работая над тем, чтобы обосноваться в новой стране, мы пробыли здесь достаточно долго, чтобы начать хоронить семью, друзей и знакомых. Похороны составляли основу моего детства, как и свадьбы. Это были большие, дорогие, тщательно продуманные мероприятия, на которых присутствовало много людей, которых я знала, а многих нет.
Я сопровождал своих родителей в армянские церкви, разбросанные по всему Лос-Анджелесу, и на кладбища, где жили как иммигранты, построившие Лос-Анджелес, так и голливудские звезды, прославившие город. Я ходил на поминки, где дальние родственники тихо переговаривались вполголоса и жадно глотали обжигающе горячий чай из самовара.
Я посещал затяжные церковные службы, слушая мучительно мрачные, но красивые армянские гимны и гулкий голос священника, который отражался от стен, когда он читал Библию. Служба на могиле была финишной прямой. Я цеплялся ботинками за траву на холмах, на которых мы стояли, и надеялся, что смогу продержаться до конца. Когда гроб опускали в землю, в медной горелке горел ладан, испуская клубы дыма, которые служили путем между молитвами смертных и Богом.
Из нашего магазина
После панихиды мы снова садились в машины и ехали на специальный обед под названием хоке-джаш , что означает «трапеза души», поминальная трапеза по усопшему. Происходя из вековой традиции, согласно которой еда готовилась и раздавалась бедным после смерти, хоке-джаш превратилась в службу, проводимую дома или в ближайшем ресторане, которую устраивают члены семьи погибших.
Для моей семьи это означало подняться на банкетный второй этаж ирано-армянского ресторана, где мы обедали тем, что мы всегда делали, были ли похороны или нет: стол, от края до края накрытый различными блюда и закуски как koobideh , иранский шашлык из говядины, окрашенного шафраном риса и соуса из лука-шалота и йогурта под названием mast o’ moosir среди большого количества лаваша, масла и сумаха.
Когда я не мог (или не хотел) присутствовать на этих похоронах, то просил принести домой халву.
«Можешь украсть кусочек, а может, два?» — спрашивал я у родителей, пока они стояли в дверях, направляясь на кладбище. Возвращение вкуса халвы в Новом Свете стало моей личной миссией.
Фото Джулии Гартланд
Наверное, это важно, что мой папа начал готовить для нас эту поминальную еду дома, где все были живы. Мы с сестрой хотели его спонтанно, воспоминание о его вкусе поражало нас, когда мы слишком долго задерживались за обеденным столом, наполняя безмолвное пространство воспоминаниями о том, когда мы в последний раз видели нашу большую семью. Или бабушка, пока мы ее не похоронили.
Мы ждали и смотрели, наблюдая, как мой папа практикует свое искусство по-другому. При изготовлении халвы здесь, в Америке, пригодились его навыки художника, жизнь и карьера, которые он в значительной степени оставил позади, когда война забрала его из дома и сделала беженцем.
Он размешивал муку в кастрюле, пока она не приобретала цвет обожженной слоновой кости, затем добавлял масло и сахар. Сформировать поднос из подгоревшей муки и масла было непростой задачей, равно как и использовать кухонную утварь для вырезания одинаковых рисунков сверху. Этот процесс связал нас друг с другом в то время, когда мы не были уверены в своем месте в новой, незнакомой стране.
Траурная халва была и тем и другим.
Мне понравилась его простота, как можно создать такую интенсивность, смешав вместе три ингредиента, которые лишь частично составляли другие рецепты.
Это была ритуальная еда, но она также стала маркером моей личности. Это заставило меня осознать, что даже после смерти наследие, с которым мне пришлось бороться, охватило несколько стран и культур. Это была традиция, практикуемая на протяжении тысячелетий, импортированная и сохраняемая в общинах диаспоры, которая помогла определить, кто мы такие. Это был маленький кусочек сладости, который всегда напоминал мне, насколько сложной была моя история до самого конца.