Судебно психиатрическая экспертиза подозреваемого: Судебно-психиатрическая экспертиза в уголовном процессе

Назначение психиатрической экспертизы по уголовному делу \ Акты, образцы, формы, договоры \ КонсультантПлюс

• Главная
• Правовые ресурсы
• Подборки материалов
• Назначение психиатрической экспертизы по уголовному делу

Подборка наиболее важных документов по запросу Назначение психиатрической экспертизы по уголовному делу (нормативно–правовые акты, формы, статьи, консультации экспертов и многое другое).

• Медицинская экспертиза:
• Документы для МСЭ
• Заключение ввк
• КИЛИ
• Комиссия по изучению летальных исходов
• Направление на МСЭ
• Показать все →

Еще

• Медицинская экспертиза:
• Документы для МСЭ
• Заключение ввк
• КИЛИ
• Комиссия по изучению летальных исходов
• Направление на МСЭ
• Показать все →

• Судебная экспертиза:
• Баллистическая экспертиза
• Виды судебных экспертиз
• Виды экспертиз
• Вопросы строительно-технической экспертизы
• Как оспорить судебную экспертизу
• Показать все →

Судебная практика

Зарегистрируйтесь и получите пробный доступ
к системе КонсультантПлюс бесплатно на 2 дня

Подборка судебных решений за 2021 год: Статья 196 «Обязательное назначение судебной экспертизы» УПК РФ»Согласно разъяснениям, содержащимся в п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 7 апреля 2011 N 6 «О практике применения судами принудительных мер медицинского характера», в соответствии с требованиями пункта 3 статьи 196 УПК РФ по каждому уголовному делу назначение и производство судебно-психиатрической экспертизы обязательно, если необходимо установить психическое состояние подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, когда возникает сомнение в его вменяемости или способности самостоятельно защищать свои права и законные интересы в уголовном судопроизводстве. К обстоятельствам, вызывающим такие сомнения, могут быть отнесены, например, наличие данных о том, что лицу в прошлом оказывалась психиатрическая помощь (у него диагностировалось врачами психическое расстройство, ему оказывалась амбулаторная психиатрическая помощь, он помещался в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, признавался невменяемым по другому уголовному делу, негодным к военной службе по состоянию психического здоровья и т. п.), о нахождении его на обучении в учреждении для лиц с задержкой или отставанием в психическом развитии, о получении им в прошлом черепно-мозговых травм, а также странности в поступках и высказываниях лица, свидетельствующие о возможном наличии психического расстройства, его собственные высказывания об испытываемых им болезненных (психопатологических) переживаниях и др.»

Зарегистрируйтесь и получите пробный доступ
к системе КонсультантПлюс бесплатно на 2 дня

Подборка судебных решений за 2020 год: Статья 196 «Обязательное назначение судебной экспертизы» УПК РФ»По смыслу закона, в соответствии с требованиями п. 3 ст. 196 УПК РФ по каждому уголовному делу назначение и производство судебно-психиатрической экспертизы обязательно, если необходимо установить психическое состояние подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, когда возникает сомнение в его вменяемости или способности самостоятельно защищать свои права и законные интересы в уголовном судопроизводстве. К обстоятельствам, вызывающим такие сомнения, могут быть отнесены, например, наличие данных о том, что лицу в прошлом оказывалась психиатрическая помощь (у него диагностировалось врачами психическое расстройство, ему оказывалась амбулаторная психиатрическая помощь, он помещался в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, признавался невменяемым по другому уголовному делу, негодным к военной службе по состоянию психического здоровья и т.п.), о нахождении его на обучении в учреждении для лиц с задержкой или отставанием в психическом развитии, о получении им в прошлом черепно-мозговых травм, а также странности в поступках и высказываниях лица, свидетельствующие о возможном наличии психического расстройства, его собственные высказывания об испытываемых им болезненных (психопатологических) переживаниях и др. (Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 7 апреля 2011 года N 6 «О практике применения судами принудительных мер медицинского характера»). «

Статьи, комментарии, ответы на вопросы

Зарегистрируйтесь и получите пробный доступ
к системе КонсультантПлюс бесплатно на 2 дня

Статья: Актуальные вопросы реализации органами предварительного расследования положений, предусмотренных п. 3.2 ч. 1 ст. 196 УПК РФ
(Александров А.Н., Лащенко Р.А.)
(«Российский следователь», 2019, N 9)Начало формирования правоприменительной практики по реализации вышеуказанной нормы УПК РФ, в целях согласования и выработки единого подхода (мнения) по вопросу о необходимости, а также основаниях назначения психиатрических судебных экспертиз по уголовным делам, Отделом организации дознания совместно со Следственным управлением УМВД России по Белгородской области осуществлены рабочие встречи с руководством отделения амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы Белгородской областной клинической психоневрологической больницы и Белгородского областного наркологического диспансера.

Зарегистрируйтесь и получите пробный доступ
к системе КонсультантПлюс бесплатно на 2 дня

Статья: Судебно-психиатрическая экспертиза
(Подготовлен для системы КонсультантПлюс, 2023)При этом необходимо учитывать положения п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 07.04.2011 N 6 «О практике применения судами принудительных мер медицинского характера»: «В соответствии с требованиями пункта 3 статьи 196 УПК РФ по каждому уголовному делу назначение и производство судебно-психиатрической экспертизы обязательно, если необходимо установить психическое состояние подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, когда возникает сомнение в его вменяемости или способности самостоятельно защищать свои права и законные интересы в уголовном судопроизводстве. К обстоятельствам, вызывающим такие сомнения, могут быть отнесены, например, наличие данных о том, что лицу в прошлом оказывалась психиатрическая помощь (у него диагностировалось врачами психическое расстройство, ему оказывалась амбулаторная психиатрическая помощь, он помещался в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, признавался невменяемым по другому уголовному делу, негодным к военной службе по состоянию психического здоровья и т. п.), о нахождении его на обучении в учреждении для лиц с задержкой или отставанием в психическом развитии, о получении им в прошлом черепно-мозговых травм, а также странности в поступках и высказываниях лица, свидетельствующие о возможном наличии психического расстройства, его собственные высказывания об испытываемых им болезненных (психопатологических) переживаниях и др.».

Нормативные акты

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 07.04.2011 N 6
(ред. от 03.03.2015)
«О практике применения судами принудительных мер медицинского характера»6. В соответствии с требованиями пункта 3 статьи 196 УПК РФ по каждому уголовному делу назначение и производство судебно-психиатрической экспертизы обязательно, если необходимо установить психическое состояние подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, когда возникает сомнение в его вменяемости или способности самостоятельно защищать свои права и законные интересы в уголовном судопроизводстве. К обстоятельствам, вызывающим такие сомнения, могут быть отнесены, например, наличие данных о том, что лицу в прошлом оказывалась психиатрическая помощь (у него диагностировалось врачами психическое расстройство, ему оказывалась амбулаторная психиатрическая помощь, он помещался в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, признавался невменяемым по другому уголовному делу, негодным к военной службе по состоянию психического здоровья и т. п.), о нахождении его на обучении в учреждении для лиц с задержкой или отставанием в психическом развитии, о получении им в прошлом черепно-мозговых травм, а также странности в поступках и высказываниях лица, свидетельствующие о возможном наличии психического расстройства, его собственные высказывания об испытываемых им болезненных (психопатологических) переживаниях и др.

«Обзор практики рассмотрения судами ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и о продлении срока содержания под стражей»
(утв. Президиумом Верховного Суда РФ 18.01.2017)В связи с заключением амбулаторной судебно-психиатрической экспертизы в отношении И. 11 июня 2015 г. назначена стационарная судебно-психиатрическая экспертиза. Однако постановление о назначении экспертизы вместе с материалами уголовного дела представлены экспертам только 20 октября 2015 г., т.е. спустя 4 месяца после ее назначения. При этом доводы следователя о том, что такое время ему потребовалось для сбора необходимых материалов для производства экспертизы, судья посчитал несостоятельными, поскольку, как следует из заключения эксперта, ему были представлены только имевшиеся в распоряжении следователя материалы уголовного дела, каких-либо дополнительных материалов представлено не было. Кроме того, суд установил, что предыдущие ходатайства о продлении срока содержания И. под стражей обосновывались необходимостью проведения одних и тех же следственных действий, часть из которых так и не была выполнена.

Судебно-психиатрическая экспертиза в уголовном процессе

В предмет судебно-психиатрической экспертизы входят вопросы о психическом состоянии и вменяемости лиц, совершивших преступление, о необходимости применения медицинских мер в их отношении. В случае если следователя интересует истинность показаний лиц, совершивших преступление, то судебно-психиатрическая экспертиза определит психическое состояние лица и даст заключение о способности обследуемого правильно воспринимать, запоминать и воспроизводить обстоятельства, имеющие значение для дела.

Автор: Толстолужинская Е.М.

При расследовании преступлений, совершенных лицами с психическими аномалиями, следователь помимо традиционных для расследуемой категории дел экспертиз должен назначить специальные судебные экспертизы обвиняемых и подозреваемых. К специальным в данном контексте относятся три вида экспертиз: судебная психолого-психиатрическая, судебно-психиатрическая и судебно-психологическая.

Изучение практического материала (было обобщено 173 уголовных дела, находящихся в архивах судов г.Тюмени) показало, что в 47 % изученных уголовных дел не было назначено ни одной из названных специальных экспертиз обвиняемых и подозреваемых, имеющих психические аномалии. Среди назначенных специальных судебных экспертиз значительный процент (около 83%) представлен судебно-психиатрической экспертизой, а остальные 17% — психолого-психиатрической экспертизой. Психологическую экспертизу не назначил ни один из следователей, несмотря на то, что основания для ее назначения в материалах уголовного дела присутствовали. Специальные судебные экспертизы рассматриваемых субъектов были назначены в 100% уголовных дел об убийствах, изнасилованиях и о причинении тяжкого вреда здоровью. При расследовании грабежей и разбоя судебно-психиатрическая экспертиза была назначена в 72% случаев, а при расследовании краж — в 58% случаев. Можно с уверенностью говорить о том, что наиболее полно и объективно было проведено расследование половины изученной категории уголовных дел.

С другой стороны, на результаты проведенных специальных исследований влияют различные факторы. Эффективность взаимодействия следователя с экспертом во многом зависит от осведомленности следователя относительно современных возможностей соответствующего вида экспертизы, от грамотной подготовки экспертизы. В настоящее время можно выделить некоторые типичные ошибки, допускаемые следователем при подготовке и назначении судебно-психиатрической экспертизы лиц, совершивших преступление.

Так по результатам обобщения материалов практики установлено, что не редко экспертизы назначаются по неподтвержденным заявлениям лиц о якобы перенесенных ими травмах и т.п. В большинстве изученных случаев следователь не затруднял себя сбором характеризующего материала, а на исследование направлял само лицо. В описательной части постановления о назначении судебно-психиатрической экспертизы не всегда указываются обстоятельства, послужившие основанием для ее назначения, или некорректно сформулированы вопросы эксперту, а также отсутствует информация о статусе направленного на экспертизу лица. [1]

Следователю необходимо знать и помнить, что основанием для назначения данного вида судебной экспертизы могут послужить только обоснованные сомнения в психической полноценности лица. Так, например, в ходе расследования преступления следователь может установить, что лицо ранее обследовалось психиатром и было выявлено психическое расстройство, либо лицо ранее или в настоящее время состоит под наблюдением психиатра и т.д. На психическую неполноценность лица могут указывать данные об особенностях поведения лица (например, неадекватность реакции на обстановку или припадки). Сведения о поведении личности могут содержаться в показаниях участников уголовного процесса или в их ходатайствах о назначении судебно-психиатрической экспертизы. Сам подследственный или его родственники также могут заявить о болезненных переживаниях и ощущениях лица (галлюцинациях, тяжести во внутренних органах, головных болях, бессоннице и т.д.).

В предмет судебно-психиатрической экспертизы входят вопросы о психическом состоянии и вменяемости лиц, совершивших преступление, о необходимости применения медицинских мер в их отношении. В случае если следователя интересует истинность показаний лиц, совершивших преступление, то судебно-психиатрическая экспертиза определит психическое состояние лица и даст заключение о способности обследуемого правильно воспринимать, запоминать и воспроизводить обстоятельства, имеющие значение для дела.

При назначении любого вида экспертиз необходимо уметь правильно поставить вопросы перед экспертом. «Вопросы, которые ставятся на разрешение эксперта, должны относиться к области специальных познаний эксперта и не выходить за ее пределы. Они должны вытекать из обстоятельств уголовного дела, быть конкретными, ясными, четкими, ставиться в определенной логической последовательности и способствовать тому, чтобы заключение эксперта было исчерпывающим».[2]

В судебно-психиатрической литературе можно встретить высказывания о некорректности и не полноте перечня вопросов по назначению судебно-психиатрической экспертизы, имеющихся в справочной литературе. Судебные психиатры предлагают более широко использовать научные знания в этой области. Первый вопрос, по их мнению, должен касаться именно выяснения психического здоровья-нездоровья лица: страдало ли данное лицо в прошлом и страдает ли оно в настоящее время каким-либо психическим расстройством; если страдает, то каким именно? Далее следует вопрос о наличии у лица психического расстройства, исключающего его вменяемость и о категории психического расстройства. Положения ст.22 УК РФ определяют целесообразность четвертого вопроса: оказывали ли влияние выявленные психические расстройства у обвиняемого, признанного вменяемым, во время совершения инкриминируемого деяния (деяний) на способность в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) или руководить ими?

Для следователя представляет интерес информация о способности лица принимать участие в проведении следственных действий. При этом у эксперта выясняется, есть ли у подследственного какое-либо психическое расстройство на момент расследования по уголовному делу и о влиянии этого расстройства на способности лица понимать значение своих действий и руководить ими. Далее следователь обязан выяснить нуждается ли лицо с психическими недостатками в применении мер медицинского характера. Наконец в отношении обвиняемых выясняется вопрос о наличии у них алкоголизма или наркомании и о необходимости их лечения в принудительном порядке.

Эффективность назначенной и проведенной специальной экспертизы может быть снижена и экспертами. Так они могут проигнорировать некоторые вопросы следователя и не дать на них ответ. По результатам изучения материалов практики установлено, что в ряде случаев судебными психиатрами не было проведено исследование и не даны выводы по поставленным на разрешение вопросам о применении принудительных мер медицинского характера к лицу с психическими аномалиями в случае его осуждения и отбывания наказания в местах лишения свободы. Вопрос о наличии психического заболевания на момент проведения расследования по уголовному делу также может быть не выяснен экспертами. В результате небрежного отношения экспертов к проводимым исследованиям процесс расследования преступления удлиняется во времени, а права обвиняемого и подозреваемого лица, имеющего психические аномалии, нарушаются.

Соблюдение вышеназванных правил назначения судебно-психиатрической экспертизы аномальных лиц, совершивших общественно опасное деяние, позволит сократить сроки проведения экспертизы и обеспечит ее эффективность. Только в этом случае будут достигнуты цели взаимодействия: при правильном сочетании полномочий, методов и средств, присущих каждому из участников взаимодействия раскрыть преступление.

Литература

1. Белкин Р.С. Лившиц Е.М. Тактика следственных действий. — М., 1997. — 176с.
2. Исаенко В. Использование возможностей судебно-психиатрической экспертизы// Законность.- 1998.- № 10.- С. 5-6.

Опубликовано: Новый Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации и практика его применения/ Под ред. А.П. Гуськовой. – Оренбург: ИПК ОГУ, 2002.- С.246-249.

Если информация, размещенная на сайте, оказалась вам полезна, не пропускайте новые публикации — подпишитесь на наши страницы:

• Facebook
• Twitter
• ВКонтакте
• Одноклассниках
• Яндекс. Дзен
• Telegram
• Youtube
• Instagram

А если информация, размещенная на нашем сайте оказалась вам полезна, пожалуйста, поделитесь ею в социальных сетях.

В сознании убийцы: сила и пределы судебной психиатрии | Психиатрия

Еще до того, как Себ прибыл в тюрьму, за пять недель до моего первого посещения, персонал получил уведомление о том, что за ним следует установить пристальное наблюдение. Пока он еще находился под стражей в полиции, ему было запрошено проведение судебно-психиатрической экспертизы в нерабочее время.

Себ был уступчив с офицерами, производившими арест, но производил впечатление, что его не волнует то, что произошло — казалось, что он вообще не возражал, что его арестовывают. Что еще более странно, были проблески явного самодовольства. Себ был арестован по подозрению в убийстве своей матери.

Медсестра и дежурный врач из местного отдела судебно-медицинской экспертизы отправились в полицейский участок, но Себ отказался выйти из камеры, чтобы поговорить с ними. Врачи в сопровождении полицейских подошли к его камере, чтобы поговорить с ним напрямую, но что бы они ни говорили, Себ придерживался той же линии: ему нечего им сказать. Он даже сопротивлялся попыткам втянуться в непринужденную беседу. Клиницисты вместе с дежурным консультантом согласились, что Себу не требуется госпитализация. Сказав это, эта сдержанность, наряду с подробностями преступления, совершенного Себом, оставила экспертов нежелающими полностью исключать психиатрические проблемы.

На следующее утро врач, осматривавший Себа в полицейском участке, позвонил в психиатрическую бригаду тюрьмы и порекомендовал по прибытии поместить его в отделение здравоохранения для дальнейшего наблюдения. Судя по их наблюдениям, офицеры и медсестры также чувствовали, что Себ был не совсем прав, хотя им было трудно точно указать, почему они так себя чувствовали. Он держался на расстоянии от всех. Когда он говорил, он использовал как можно меньше слов, чтобы изложить свою точку зрения, которая была либо конкретной просьбой, например, о чистых полотенцах, либо, что чаще, отказом от предложений помощи или поддержки со стороны персонала.

Он не хотел выходить из камеры, чтобы поесть или отдохнуть в дневной комнате. Он вроде хорошо ел и спал, и хотя избегал контакта, если с ним разговаривали, заметно не раздражался и никакой агрессии не проявлял. Так было до второй ночи.

Получайте отмеченные наградами длинные тексты The Guardian, которые отправляются прямо вам каждое утро субботы

Незадолго до окончания своей длинной смены одна из медсестер отправилась проверить Себа. Она нашла его облокотившимся на раковину и смотрящим в маленькое настенное зеркало. На первый взгляд ничего необычного. Позже во время допроса медсестра вспомнила, что было немного странно, что он вообще не отреагировал на ее присутствие, но в то время она думала, что этому есть приземленное объяснение; он казался погруженным в свои мысли.

Стоя в камере всего одной ногой, медсестра попыталась привлечь внимание Себа, позвав его по имени. Потом было какое-то размытие. Он, должно быть, прыгнул к ней и, когда она собиралась выйти из камеры, обвил предплечьем ее шею, потянув ее назад. Персонал услышал ее крик и звук будильника, который она активировала, нажав красную кнопку на поясном радиоприемнике.

К счастью, от кабинета медсестер до камеры Себа было всего несколько шагов, но они не ожидали той силы, с которой Себ боролся с их попытками освободить руку от шеи коллеги. Офицер тюрьмы, прибывший на место происшествия, признался, что у него не было другого выбора, кроме как ударить Себа по голове. С помощью офицеров, прибежавших из других крыльев в ответ на сигнал тревоги, им удалось освободить медсестру и снова запереть Себа в его камере.

После того, что было сочтено попыткой захвата заложников в медицинском крыле, Себ был сочтен слишком опасным, чтобы оставаться там, поэтому, когда я навестил его, я направился в изолятор.

Я специализируюсь на судебной психиатрии, области медицины, которая занимается оценкой и лечением правонарушителей в тюрьмах и больницах строгого режима, многие из которых проявляют агрессивное поведение. Команда юристов Себа попросила меня дать экспертное заключение о его психическом состоянии на момент совершения преступления. (Для сохранения конфиденциальности пациента Себ не является его настоящим именем, и другие идентификаторы были изменены.)

Как постоянный посетитель, я знал, что атмосфера в отделении совершенно непредсказуема; временами это могло быть устрашающе тихо, но часто я попадал в «сегмент» под какофонию воплей, криков, завывания и дрожащих ударов, которые еще больше нервировали из-за того, что источники шума находились вне поля зрения. Единственная возможность для обитателей унылых одноместных камер пообщаться лицом к лицу со своими сокамерниками была во время их короткого отведенного времени для упражнений в отдельных капсулах-клетках, расположенных за пределами половины длины здания.

В остальном общение в основном осуществлялось с помощью беспорядочных криков через центральное пространство отряда. Иногда это были призывы приветствовать новоприбывших, которые были в их стае, или угрожать тем, кто не был в их рядах. В качестве альтернативы, в центре их внимания могут быть офицеры; либо ратовать за что-то, либо заявлять о своих агрессивных намерениях.

Посетители блока часто вызывали новое волнение. Раньше я удивлялся, как заключенные, которые уже знали меня, могли сказать, когда я выходил на крыло, несмотря на то, что двери и люки были плотно закрыты. Они кричали: «Доктор Натан, подойдите сюда на минутку, мне нужно с вами поговорить» сразу после того, как я проходил мимо их двери. Позже я понял, что они могли шпионить через узкую щель между тяжелой металлической дверью и ее рамой. Когда другие заключенные слышали о присутствии врача, они кричали, что они больны и им нужно срочно меня видеть. Некоторым, вероятно, потребовалась медицинская помощь. Большинство страдало от крайней изоляции и жаждало любого взаимодействия. Звонки, как правило, стихали, как только я проходил мимо блока, или переходили в другие мольбы и угрозы, как будто существование других людей также напоминало им об их желаниях и обидах.

Фотография: Питер Макдиармид/Getty

Себ был на том, что офицеры называют «разблокировкой трех офицеров». Всем обитателям изолятора разрешается выходить из своих камер только по одному, но тем, кто считается особенно непредсказуемым, например, Себу, требуется присутствие не менее трех офицеров, прежде чем дверь в камеру можно будет открыть.

Но когда мы добрались до его камеры, Себ полностью укрылся одеялом и остался неподвижен. Когда офицер открыл дверь и объявил, почему мы здесь, никаких признаков ответа не последовало. Стесняясь говорить с одеялом перед аудиторией из трех офицеров и врача-стажера, я представился Себу и сказал, что пришел посмотреть, можно ли еще чем-нибудь помочь.

В тишине, ожидая ответа, я просканировал его камеру в поисках чего-нибудь важного. Во время осмотра заключенных в изоляторе я часто обнаруживал, что в их камерах царит беспорядок. Пол может быть мокрым после того, как жилец заблокировал свой туалет в знак несогласия. Сообщения могут быть нацарапаны на клочках бумаги или других поверхностях. Иногда фекалии размазывали по стенам в так называемом «грязном протесте». В камере Себа таких знаков не было. Очень немногие вещи были аккуратно расставлены на полу у самой дальней стены.

В качестве последней попытки привлечь его внимание старший офицер сказал Себу, что скоро у него не будет другого шанса поговорить с доктором. Это не имело никакого эффекта. Себ молчал. Сохраняя направление взгляда на Себа, я осторожно вышла из камеры.

Моя роль в посещении таких заключенных, как Себ, заключается в том, чтобы помочь его команде юристов составить картину сознания подсудимого, чтобы они могли решить, какое заявление он должен сделать. Когда я начал практиковать судебную психиатрию 23 года назад, я быстро понял, что предвосхищение вопросов, которые зададут адвокаты, требует от меня более глубокого осмысления сознания пациента, чем то, к чему меня подготовила моя психиатрическая подготовка. Суд может пожелать принять во внимание мои показания о роли неудачного воспитания или родовой травмы в действиях подсудимого, но им также необходимо будет услышать, какое значение имеют эти конкретные факторы — почему их мыслительные процессы привели их к совершить это конкретное преступление.

Как только я расширил свою практику за пределы уголовных процессов и начал выступать в качестве свидетеля-эксперта в судах по семейным делам и в других видах судебных разбирательств, ограничения объяснения, основанного на диагнозе или списке причинных факторов, стали очевидны. Было бы мало помощи судам по семейным делам в принятии решения о безопасном уходе за ребенком, если бы я просто представил названия симптомов и соответствующий диагностический ярлык. Из моей оценки мне нужно получить представление о субъективном опыте этого человека — его мыслях, чувствах, эмоциях, восприятии — так, чтобы я мог попытаться объяснить не только, почему они вели себя именно так, но и обстоятельства, которые могут увеличить шансы, что они будут вести себя таким образом снова.

Адвокат Себа запросил мнение о том, можно ли считать психическое состояние его клиента во время преступления невменяемым. На следующий день после моей неудачной оценки я позвонил его адвокату, чтобы сообщить ему, что Себ отказался говорить со мной. Хотя недавняя драматическая трансформация его личности с развитием эксцентричного поведения, нехарактерного насилия и задумчивой сдержанности указывала на «психическую болезнь», до тех пор, пока я не смог с ним общаться, я не мог определить, было ли это причиной того, что он не знал что он делал, когда напал на свою мать.

Себ не был полностью немым, но были серьезные основания сомневаться в его способности надлежащим образом защитить обвинение в убийстве. У меня сложилось впечатление, что он не намеренно препятствовал. Мне нужно было прийти к выводу, может ли он должным образом участвовать в уголовном процессе; другими словами, был ли он в состоянии выступать в защиту? Окончательное решение остается за судьей, рассмотревшим показания двух врачей. Я подал рапорт адвокатам, заявив, что он, по моему мнению, не может выступать в качестве защитника.

Пока Себ не согласится говорить, я не смогу понять его мысли. И все же я не был доволен, что он остался в тюрьме. Было достаточно доказательств, чтобы обосновать необходимость обследования и лечения в больнице. После обращения в надлежащим образом защищенную судебно-медицинскую больницу и письменных рекомендаций Министерству юстиции был выдан ордер на перевод.

К моменту нашей следующей встречи, шесть недель спустя, Себ был переведен в судебно-медицинскую больницу. Меня вновь представила ему палатная медсестра, которая проводила его в комнату для допросов. Еще до того, как я успел проверить, стал ли он более общительным, я заметил изменение в его внешности. Многие, но не обязательно все мои пациенты, переживающие мучительные психотические переживания, по-видимому, получают значительную пользу от антипсихотических препаратов, хотя, к сожалению, они часто имеют побочные эффекты, включая увеличение веса. Судя по более тяжелому виду Себа, я заподозрил, что он начал принимать антипсихотические препараты.

Он рассказал мне, что за несколько месяцев до ареста его начали накрывать волны беспокойства, которые переросли в более непреодолимое чувство предчувствия и страха. Вещи вокруг него казались неправильными. Вокруг людей была сказочная аура. Он спросил, были ли они теми, кем он их считал. Затем мысли Себа кристаллизовались. До него дошло, что он окружен самозванцами. Женщина, выдававшая себя за его мать, выглядела и вела себя как она во всех отношениях, но он не мог поколебать своего убеждения, что она была шарлатанкой и что этот самозванец причастен к похищению его настоящей матери. Узурпатор, ловко перенявший все черты своей матери, яростно отверг его обвинения.

Он объяснил мне, что интерпретировал ее протесты как знак того, как отчаянно она пытается поддержать мошенничество. Когда он говорил о проступке, его тон становился более серьезным, но он не становился слишком эмоциональным. (Казалось, что его память еще не полностью пропиталась эмоциями — в то время как его слова признавали ответственность за совершение преступления, его тон был тоном объективного наблюдателя.) Себ чувствовал, что его возможности сужаются. Он не мог оставить этот фарс без ответа, но открытие самозванцу того, что он знал правду, могло подвергнуть опасности его настоящую мать. Он боролся с собой перед той ночью, когда, наконец, зарезал женщину, которую, как он считал, не была его матерью, пока она спала.

Себ воспринял неявку своей настоящей матери как признак того, что заговор зашел глубже, чем он думал раньше. Он решил, что лучше всего будет избегать разговоров с кем-либо о том, что он знает. В целом он мог подавить признаки своего кипящего разочарования, но иногда это становилось невыносимым — например, после первых нескольких дней пребывания в медицинском крыле, когда он схватил медсестру.

То, как Себ говорил со мной, показало, что он был в состоянии отказаться от своего прежнего существования, одержимого заговорами, и подвергнуть сомнению правдивость своих убеждений. Я спросил его, когда его точка зрения изменилась. Он сказал, что к нему пришло новое озарение через несколько недель после госпитализации, примерно в то же время, когда он начал принимать антипсихотические препараты.

Фотография: Пол Фейт/PA

По поводу диагноза Себа было достигнуто согласие. Наличие бреда при отсутствии других психотических симптомов, таких как голоса или видения, способствовало постановке диагноза бредового расстройства, которое относится к той же категории, что и шизофрения. Существовал также термин для обозначения определенного типа переживаний, которые он имел: синдром Капгра, названный в честь Жозефа Капгра, который описал случай женщины средних лет из Парижа, которая в июне 1918 года посетила комиссара местной полиции, чтобы попросить двух офицеров. сопровождать ее и стать свидетелем широкомасштабного преступления. Она сообщила, что детей незаконно держат в заключении по всему Парижу, в том числе в подвале ее дома. Полиция доставила ее в лазарет, откуда ее поместили в психиатрическую лечебницу Святой Анны.

Примерно через год ее перевели в другой приют, Maison Blanche. Там она попала в поле зрения Капгра, психиатра, которого интересовали темы замен и исчезновений, пронизывающие ее бредовые убеждения. Она считала, что стала жертвой похищения и что у нее и других были идентичные двойники. Она подумала, что «театр, который разыгрывают эти двойники, невероятен». Вместе с коллегой психиатр опубликовал отчет об этом случае, который они назвали иллюзия des sosies , или иллюзия двойников.

Моя медицинская подготовка научила меня тому, что, найдя термин для состояния пациента и один для его симптомов, я достиг достаточного понимания, и оценка была завершена. Но эти термины только описывают, они не объясняют.

Чтобы добраться до основных механизмов, объясняющих, почему у Себа были симптомы, нам нужно было подробно выслушать, что именно он говорил.

Немного знаний о работе мозга может помочь нам интерпретировать слова Себа. Себ утверждал, что женщина, которую он убил, имела ту же форму, что и его мать, но другую личность. Он признал, что не может обнаружить никакой разницы во внешности между самозванцем и его матерью, но даже при этом он был уверен, что это не его мать.

Из результатов сканирования мозга людей и других приматов мы знаем, что распознавание других людей в значительной степени зависит от изображений лиц и включает в себя ряд различных путей мозга. Нарушение в этой нейронной сети может повлиять на способность человека распознавать лицо знакомого человека, состояние, известное как прозопагнозия, что буквально означает «невежество лица».

Проблема Себа была не в прозопагнозии. Он мог узнать форму лица своей матери. Он сомневался в ее личности. Прежде чем утвердились поддающиеся определению параноидальные убеждения, его восприятие мира сопровождалось общим чувством сомнения. Он подчеркивал чувство нереальности; он ни в чем не был уверен. Себ не мог уловить ясного смысла, но в нем чувствовался оттенок опасности.

Себ говорил о переходе от этого раннего чувства неопределенности и туманной угрозы к приходу уверенности. Ему пришла в голову идея, которая помогла разрешить его замешательство относительно реальности окружающего мира (включая личность его матери), и для него она соответствовала его заговорщическим чувствам. Но хотя эта идея о том, что его мать была заменена самозванкой, соответствовала его реальности, она не соответствовала действительности всех остальных. И поэтому, вместо того, чтобы отвергнуть эту идею, Себ интерпретировал действия других так, чтобы поддерживать эту идею. Вера в то, что замена его матери была частью более широкого заговора, придала смысл его опыту, и он выбрал доказательства, соответствующие этому значению. В ответ на потерю ощущения близости, которое ранее сопровождало визуальный образ его матери, Себ принял связное, но ложное повествование.

Нейробиологические исследования улучшили наше понимание происхождения психотических искажений, подобных тому, что испытал Себ. Но недостаточно использовать только язык химических веществ мозга и нейронных путей. Мы должны сохранять субъективную точку зрения, чтобы по-настоящему понять человеческий опыт и поведение. Чтобы объяснить насилие, мы должны контекстуализировать физиологию с помощью психологических абстракций, таких как импульсы, побуждения и мотивы.

Повествование, созданное Себом, было явно бредовым, но иногда труднее судить об основе повествования, поддерживающего акт насилия. Большинство пациентов с диагнозом шизофрения не склонны к насилию. Ведя хронику судебно-психиатрических дел, есть риск укрепить клише средств массовой информации о буйном шизофренике.

Напротив, я считаю, что такие стереотипы разрушаются путем сочувственного изучения реальных случаев, подчеркивая при этом их редкость. Диагноз шизофрении частично зависит от выявления психотических переживаний, таких как бредовые убеждения или галлюцинаторные голоса. Многих удивляет, что подобные переживания не редкость среди населения в целом.

Клинический диагноз требует, чтобы необычные переживания сопровождались высоким уровнем дистресса и дисфункции. У некоторых людей, страдающих таким образом, могут быть периоды, когда наблюдателю их поведение кажется странным. Что мне становится все более очевидным в моей практике, так это то, что диагностика не является особенно информативным способом понимания поведения. Я принимал участие в слишком многих испытаниях, в которых центральным вопросом было соответствие критериям конкретного диагноза.

В основе большинства мотивов насилия лежат предположения о намерениях других. Себ считал, что зловещий коллектив намерен скрыть его мать против ее воли.

Понимание мотивации, безусловно, важно, но нам также необходимо подумать о том, почему враждебные чувства так редко переходят в смертоносные действия. У большинства из нас даже мимолетное осознание последствий воображаемой агрессии вызывает негативные чувства, которые мешают нам совершить насильственный поступок. А поскольку мы запрограммированы избегать негативных чувств, мы склонны подавлять или сопротивляться мыслям, которые их вызывают. Если бы вы представили себя виновником насильственного нападения на человека, которого вы любите или о котором заботитесь больше всего на свете, вполне вероятно, что вы немедленно отталкиваетесь от этой мысли — что вы представляете ужас в их реакции, боль, которую они испытали бы. чувства, чувства шока, предательства, растерянности. Таким образом, для большинства людей достаточно принять эмоциональную точку зрения жертвы, чтобы остановить насильственный импульс. Когда мы представляем насильственный акт с точки зрения жертвы, мы демонстрируем тип эмпатии — мы представляем разум другого.

Эмпатия — важная человеческая способность, и когда дело доходит до насилия, она сильно тормозит. Эти процессы настолько важны, что не требуют даже сознательных усилий: они протекают за кулисами, постоянно тормозя бесчисленное множество контрпродуктивных импульсов. Насилие является следствием взаимодействия между эмоциональными силами, вызывающими агрессивные побуждения, и уравновешивающими психическими процессами, сопротивляющимися агрессивным действиям.

Себ был поглощен сверхбдительным страхом. По соображениям выживания страх смещает баланс нашей заботы как о себе, так и о других только к первому. Как следствие, уменьшается влияние тормозящих предсказаний страдания жертвы.

Улучшение умственного функционирования Себа означало, что он смог пройти тест на пригодность к соглашению. Несмотря на то, что суд признал центральную роль в его действиях расстройства психики Себа, он не достиг очень высокой планки, установленной правилами определения невменяемости (тест на невменяемость основывается на том, что подсудимый не знает «природы и качества невменяемости»). поступок, который он совершал»). Альтернативная и более поздняя защита ограниченной ответственности, доступная только для обвинений в убийстве, была выдвинута от имени Себа и не оспаривалась обвинением. Это привело к признанию виновным в непредумышленном убийстве, а не в убийстве, что позволило суду принять рекомендацию приговорить Себа к больнице, а не к тюрьме.

Во время интервью в 1993 году о законе и порядке Джон Мейджор, тогдашний премьер-министр, сказал, что, по его мнению, «сильно чувствуется, что обществу нужно немного больше осуждать и немного меньше понимать». Такого рода осуждение дает выход нашей эмоциональной реакции на оскорбление и сигнализирует другим о нашем моральном облике.

Осуждающий нарратив о «злом монстре», который часто появляется в популярных комментариях к объектам моих оценок, также дает тип объяснения — удовлетворяет другую тенденцию генерировать причинное объяснение угрожающих событий.

Поддаемся мы необходимости осуждать или нет, мы должны признать, что осуждающие объяснения не способствуют пониманию сложных реальных причин насилия. Они не помогают нам найти решения. И применение этих нарративов включает в себя подавление того, за что мы осуждаем насильственных преступников: эмпатии.

Но эмпатия — это не то, чего не хватает правонарушителям, а есть у других. Для всех нас, включая большинство правонарушителей, наша эмпатическая забота о других колеблется в зависимости от обстоятельств. Например, когда нас переполняет чувство отвращения после того, как мы узнаем кровавые подробности насильственного преступления, мы можем потерять способность размышлять о том, что могло происходить в уме преступника.

Когда почти три десятилетия назад я перешел из мира физиотерапии в выбранную специальность психиатрию, меня убедили заявления о том, что вскоре у нас будут диагностические исследования, соответствующие анализам крови или сканированию, которые делает врач. Нейронаука, безусловно, дала нам гораздо более точное понимание некоторых психических процессов, но не существует рутинных физических тестов для диагнозов, которые чаще всего ставятся в судебно-психиатрической практике.

Намерение тех, кто стремится найти диагностические тесты, состояло в том, чтобы ввести объективность в психиатрию; перевести переживания пациента в предопределенные сущности или объекты в форме симптомов (таких как галлюцинации и бред) или диагнозов (таких как шизофрения или нарциссическое расстройство личности). Многие исследователи искали способ свести переживания пациента к измеримым паттернам мозговой дисфункции. Но я считаю, что проблема заключается не в нашей неспособности найти правильный способ быть объективными. Проблема может заключаться в самом нашем стремлении к объективности.

Какими бы ни были истоки чьей-либо склонности к насилию, на них влияет то, как мы реагируем на человека на индивидуальном, институциональном или социальном уровне; от нас зависит, будет ли это воздействие усиливать психические процессы, способствующие насилию, или ослаблять их. Чтобы решить, как уменьшить насилие, если мы этого хотим, нам нужно искренне интересоваться умами людей. Поддерживая продолжение исследований функционирования мозга, мы не должны забывать о разуме.

Это отредактированный отрывок из книги Таджа Натана «Опасные мысли: поиски судебного психиатра для понимания насилия», опубликованной Джоном Мюрреем 24 июня и доступной на сайте guardianbookshop.com

. на наши подкасты здесь и подпишитесь на длинную еженедельную рассылку здесь.

Психиатров в Далласе, Техас | Судебная психиатрия

Что такое судебная психиатрия?

Судебная психиатрия имеет дело как с психиатрией, так и с законом. Врачи этой специализации психиатрии изучают, интерпретируют и устанавливают состояние психического здоровья человека при рассмотрении юридических вопросов. Судебные психиатры должны иметь медицинское образование, а также юридическую подготовку, чтобы давать свои экспертные заключения в ходе судебных дел.

Судебная психиатрия оценивает уголовную и/или гражданскую дееспособность человека. Например, судебные психиатры помогают определить, можете ли вы допустить человека к лечению (психическому или физическому) против его воли. Адвокаты могут обращаться к судебным психиатрам для объективной оценки в ходе судебного разбирательства психических способностей подсудимого или их отсутствия во время совершения преступления, в котором они обвиняются. Обвиняемые могут пройти освидетельствование независимо от того, было ли у них диагностировано психическое заболевание.

Некоторые области, в которых психиатрическая и юридическая системы пересекаются и в которых часто вызываются судебные психиатры, включают: судебного разбирательства и рационально понимать происходящее.

Оценка вынесения смертного приговора за убийство: В таких штатах, как Техас, где смертная казнь является законной, существуют меры, предотвращающие применение смертной казни психически больными и умственно отсталыми за свои действия. Этот тип оценки определит, является ли обвиняемый слишком серьезным заболеванием или инвалидом, чтобы нести 100% ответственность за свои действия, что освобождает его от смертной казни.

Другие области, в которых могут быть призваны судебные психологи, включают:

• Дела об убийствах
• Злоупотребление служебным положением
• Права человека
• Ювенальная юстиция
• Умственная отсталость

Чем занимается судебный психиатр?

Судебный психолог задействован почти в каждом фильме или телешоу, посвященном драматическому судебному делу. Если вы поклонник Закон и порядок: Специальный корпус для жертв, вы видели Б.Д. Вонг, судебный психиатр, который пытается проникнуть в сознание подозреваемых в совершении преступлений, чтобы помочь раскрыть преступления.